Открыв крашенную под дерево филенчатую дверь с четырьмя панелями, мы оказываемся в гостиной. Доктор Уотсон в «Этюде в багровых тонах» описывал снятую ими квартиру на втором этаже как состоявшую из «двух уютных спален и большой просторной гостиной, освещаемой двумя широкими окнами». Идеальная гостиная в те времена должна была быть длинной, с высокими потолками и эркером. Действительно, «гостиный» этаж всех старых георгианских домов на Бейкер-стрит имел очень высокие окна, что хорошо видно на фотографиях того времени. Они начинались практически от самого пола, как современные балконные двери, но никогда не использовались в таком качестве, хотя узенький декоративный балкончик в домах на Бейкер-стрит был обычным делом. Вероятно, уотсоновское определение окон как «широких» означало «больших» т.Pе. больших, чем окна этажей выше, поскольку ширина окон во всех домах по Бейкер-стрит была одинаковой. А вот эркеров в георгианских домах на Бейкер-стрит не было. Мода на них распространилась потому, что они позволяли увеличить площадь окон и, соответственно, количество света, попадавшего в помещения. На Бейкер-стрит эркеры стали появляться в начале XX века, как раз когда Холмс покинул свою старую квартиру и перебрался в Суссекс, но и тогда они устраивались только на первых этажах. Конечно, возможно, существовал эркер, устроенный по своему почину каким-нибудь арендатором, но, ввиду строгих обязательств, наложенных владельцем земли на домохозяев (я уже упоминал, что Бейкер-стрит была проложена по владениям Портмана), такое неправильное распределение оконных проемов по фасаду маловероятно. Даже ради своего почитаемого квартиранта миссис Хадсон едва ли решилась бы на переделку, грозившую ей огромным штрафом вплоть до расторжения договора аренды. Так что упоминание эркеров в рассказах «Камень Мазарини» и «Берилловая диадема» является большой вольностью Конана Дойла. Насколько гостиная Шерлока Холмса была «большой и просторной» судить трудно. По утверждению Морриса, Дойл сказал однажды его отцу про P21: «Этот дом действительно слишком велик для миссис Хадсон, потому что имеет фасад в 26 футов, и, представляя его, я должен был отрезать по крайней мере 6 футов». Т.Pе., по представлениям Конана Дойла (или сэра Гарольда) гостиная должна была по фасаду иметь ширину примерно 6 метров. Кстати, выбранный нами в качестве прототипа дом 72 как раз имел примерно такую ширину. План 2 этажа В домах, где существовали столовая и гостиная, последняя считалась комнатой «дамской». Зимой здесь с раннего утра и до поздней ночи горел в камине огонь, здесь проводили семейные воскресные молитвы, эта комната также служила местом, куда дамы удалялись из столовой по окончании трапезы. В квартире Шерлока Холмса столовой не было, гостиная была единственной общей комнатой для обоих квартирантов. До переделки в меблированные комнаты большие двойные раздвижные двери, которые занимали почти всю ширину стены, отделяли гостиную от заднего помещения. Если эти двери открывались настежь, оба помещения образовывали обширную комнату, где устраивали приемы. При переделке помещений второго этажа под сдаваемую в наем квартиру раздвижные двери были демонтированы и заменены обычной одностворчатой дверью, а проем заложен кирпичом и заштукатурен. Образовавшаяся передняя комната, тянувшаяся по всей ширине здания, была отведена под гостиную, а задняя, несколько меньшая и выходившая окном на двор, стала служить спальней Холмса. Гостиная была местом парадным и потому старательно украшалась. Полы в домах средней руки практически всегда делали из сосновых досок и покрывали ковровыми дорожками, стены облицовывали деревянными панелями. Древесина для панелей выбиралась теплого темного цвета, например, красного дерева. Часто они обтягивались практичной коричневатой тканью типа дерматина. В средне- и поздневикторианский период, то есть во времена Холмса и Уотсона, стали использовать рельефную бумагу типа «линкруста» (с 1877Pг.), «анаглипта» (с 1887Pг.) или «тайнкаслского гобелена». Поначалу они окрашивались так, чтобы придать им вид кожи. Позже они красились в оттенки главного цвета комнаты, например, в темно-бордовый или серовато-зеленый (цвета шалфейного листа). Модны были рисунки в виде свитков, винограда и птиц. Оформление гостиной в доме 221-б на Бейкер-стрит представляет определенную проблему. Шерлок Холмс жил здесь с 1881 по 1904 год, причем переделка второго этажа под меблированные комнаты и последний ремонт там перед поселением квартирантов приходились, вероятнее всего, на середину 1870-х годов. На это время попадает расцвет нескольких стилей, каждый из которых имел собственные предпочтения. Так, неоготический стиль был популярен между 1855 и 1875Pг., стиль эпохи королевы Анны с 1860 по 1900 год, с 1867 стал популярен стиль, впитавший идеи Движения прикладного искусства Морриса. С 1860 примерно до 1890 был в ходу также эклектический стиль, смешавший в себе готические и итальянские элементы и элементы более поздних стилей. У нас слишком мало информации, чтобы утверждать, что миссис Хадсон (а позднее ее квартирант) придерживались какого-то определенного стиля. Если миссис Хадсон была женщиной пожилой, то гостиная ее квартирантов, по крайней мере до первого ремонта, сделанного при Холмсе, имела, скорее всего, яркие флоковые обои или обои, имитировавшие муаровый шелк, с букетами позолоченных цветов, перевязанных позолоченными лентами, и шедших «симметричными рядами, подобно солдатам на параде». С равной вероятностью вместо описанных тканевых обоев стены гостиной могли быть оклеены бумажными обоями. Основной гаммой обоев, имевших мелкий рисунок из завитков, виноградных лоз и птиц, был красный с оттенками темно-красного и золотого, либо зеленый или серый. На полу лежал ковер, занимавший все пространство от стены до стены, с рисунком из гигантских цветов. Особое место занимали драпировки. В 1860 70-х драпировали все: цветочные горшки, лампы, часы, зеркала, каминные полки и даже ножки фортепиано. Как вспоминала американка Сара Данкан, «единственной вещью в комнате, которая не пыталась одеться, была кочерга, и по контрасту она выглядела совершенно голой». Окна зашторивались одной или несколькими занавесками. В 1850-х годах повсеместно стали применять украшенные узорами позолоченные деревянные или штампованные металлические карнизы, украшенные оборкой с фестонами или кружевами,P «ламбрекены». Ближнюю к окну штору изготовляли, как правило, из швейцарского или гардинного ноттингемского тюля. Внутренние гардины делали из более плотного непрозрачного материала. Большая часть гардин изготовлялась из хлопка, полотна или шерсти. Если позволяли средства, для придания гостиным и столовым более респектабельного и богатого вида использовали шелковую парчу, хлопчатобумажный дамаст ткань белого цвета с блестящим цветочным узором по матовому фону; атлас, тафту, чинтс лощеный английский ситец с рисунком из цветов и птиц, репс, плюш и бархат. К дорогим внутренним гардинам из парчи, шерсти и шелка подшивали слой фланели. Поскольку шелк был слишком дорог, в гостиной у Холмса гардины были, скорее всего, из шерстяных тканей, тогда как в спальнях занавески были холщовые либо из вощеного или набивного ситца. В семидесятых годах было все еще модно иметь гардины такой длины, чтобы они, даже перевязанные или собранные при помощи особых булавок на высоте около метра, касались нижним краем пола и подметали пыль всеми многочисленными кисточками, лентами и гирляндами, которыми обычно украшались. Однако к началу 1880-х мода на перевязывание штор и на длинные занавески прошла. Летом богатые тяжелые гардины полагалось заменять на белые муслиновые. Кроме тюля и гардин многие окна защищались деревянными венецианскими подъемными жалюзи. Чтобы избежать преждевременного выцветания ковров и драпировок под солнечными лучами, жалюзи и занавески старались большую часть дня держать опущенными или полузадернутыми. Известный парковый и интерьерный дизайнер первой половины XIX века Джон Клодьюс Лаудон писал: «Гардины придают комнате такую атмосферу комфорта, как для зрителя снаружи, так и для обитателя внутри, что мы могли бы пожелать, чтобы ни один коттедж, какой бы скромный он ни был, не обходился без них. По той же самой причине мы должны пожелать окнам коттеджа быть большими, чтобы можно было показать гардины, не слишком мешая свету». 18 апреля 1881 года в «Таймс» появилось письмо к редактору, озаглавленное «Здоровый дом» и написанное без указания имени неким врачом-консультантом, членом Королевского колледжа хирургов, который тоже проживал в Портмановских владениях, т.Pе. неподалеку от Бейкер-стрит. В нем он описывал меблировку своего дома, приобретенного им за 10 12 лет до того, и те опасности, которые сулил традиционный подход к этому. Рисунок из журнала «Punch». 1892 «Я меблировал дом обычным для жилья его класса образом,P писал автор письма.P Были шторы на окнах в гостиной, шторы на окнах в консультационной комнате, шторы на окнах в столовой, шторы на окнах в спальнях. Были ковры на всех полах; были незащищенные обои на стенах; были платяные шкафы и другие образцы мебели, которым увеличили их несомненную высоту карнизами, внутри которых были полые пространства, по-видимому сделанные нарочно, чтобы образовывать пристанище для грязи. Были массивные книжные полки, содержавшие огромное количество печатанного хлама и еще более огромное количество пыли. Стены были старые, с неровными поверхностями, и к этим шероховатым поверхностям грязь цеплялась с почти трогательным упорством. Были всякого рода пушистые вещи, которые считались декоративными, модные циновки и тому подобное, которые чернили пальцы любого достаточно смелого, чтобы дотронуться до них. И, наконец, но не в последнюю очередь по значению, были постоянно увеличивающиеся скопления мусора, вроде старой одежды, старых игрушек, старых книг и брошюр, старых газет, старых нот и разной дряни всех видов. На все эти вещи грязь лондонской улицы сыпалась без перерыва. В сухую погоду пыль находила свой путь через каждую щель; во влажную погоду ноги посетителей приносили грязь, которая быстро высыхала в пыль. Если бы дети поиграли в течение десяти минут в покрытой коврами комнате, пыль лежала бы толстым слоем на столах и стульях, когда они закончили. Грязь, казалось, была вездесущей и всепроницающей. Она изобиловала в воздухе, которым мы дышали, она смешивалась с пищей, которую мы ели, и с жидкостями, которые мы пили. Дом, таким образом устроенный, был сценой бесконечных недугов и болезней. Кто-нибудь всегда имел насморк или головную боль; первая болезнь, как теперь считается, имеет мало общего с температурой или с охлаждением, но вызывается ядовитым влиянием на слизистую оболочку дыхательных проходов зараженной пыли, которую люди вдыхают и которую, в большинстве случаев, они выбивают из своих грязных ковров. Дети проводили в Лондоне большую часть года; и было совершенно необходимо часто отправлять их подальше от города для смены обстановки, на побережье или в сельскую местность, где они вскоре меняли бледность щек на румянец. Две смерти произошли среди них, в обоих случаях от болезней, происхождение которых, казалось, невозможно проследить. В начале прошлого года другой ребенок страдал от опасной и продолжительной болезни; и после этого микробы болезни, которая слишком скоро оказалась смертельной, развились у моей жены». В изданной в 1883 году книге «Наши дома, или Как сделать их здоровыми» Ширли Мерфи, в 1890-х старший медицинский чиновник Совета Лондонского графства, описывал другой источник опасности, таившийся в домах. Подлежащие окраске стены грунтовались обычно в два слоя свинцовым суриком и свинцовыми белилами; в краску для основного слоя также подмешивали свинцовые белила. Когда влажная краска впитывалась через кожу, она вызывала у маляров своего рода паралич. Обои тоже были ненамного безопаснее: для получения более насыщенных оттенков желтого, красного и зеленого часто использовались краски, сделанные с употреблением соединений мышьяка, и в сыром климате плесневый гриб Penicillum brevicaule перерабатывал мышьяковистые краски в ядовитый газ с чесночным запахом триметиларсин. Опасными были обои, розовые, сиреневые, различных оттенков синие и «французский серый», но особенно зеленые, «зелень Шиля», швейнфуртская (венская, императорская) зелень, парижская зелень в их состав входили аурипигмент, мышьяковистый ангидрид или кислая медная соль мышьяковой кислоты (в некоторых случаях ее содержание достигало 59P%). Кроме того, ярко-красная краска разбавлялась обычно свинцовым суриком. В 1860 1870-х обои, в состав которых входил мышьяк, были объявлены вне закона в Пруссии, Баварии, Швеции, России и Франции, но до конца 1880-х они все еще были распространены в Великобритании. Оскару Уайльду приписываются слова, сказанные им якобы за несколько дней до смерти в 1900 году: «Я веду со своими обоями поединок не на жизнь, а на смерть. Кто-то из нас должен погибнуть». Если миссис Хадсон была молодой вдовушкой, она должна была придерживаться более прогрессивных взглядов на убранство комнат и прислушиваться к советам медиков. Ковер в этом случае занимал бы только центр комнаты. Доктора рекомендовали заменять шторы и гардины на жалюзи, предпочтительно из глазированной (лощеной) ткани, которую можно было вытирать, или устанавливать в окнах матовые либо цветные стекла. Как бы то ни было, еще до женитьбы Уотсона на мисс Морстон в гостиной на окнах висели жалюзи, но из контекста непонятно, были они деревянными или тканевыми. Также можно было последовать одному из многочисленных советов по проверке обоев на содержание мышьяка и купить безопасные для здоровья. Сжорее всего, после воскрешения Холмса в квартире производился ремонт, и на стенах появились обои с большими рисунками и цветным бордюром, который стали выпускать в виде отдельных бумажных лент. Рисунок Сидни Паджета к рассказу «Скандал в Бог
Гостиная / Бейкер-стрит и окрестности
-42223500.jpg)
